Доклад: Ландшафтоведение в 20—30-е годы XX в.

В Советском Союзе изучение естественных производительных сил
стало общегосударственным делом и приобретало планомерный ха-
рактер. Уже с начала 20-х годов развернулись интенсивные экспеди-
ционные исследования, охватившие самые отдаленные и малоизучен-
ные территории. Переустройство экономики на плановых началах,
Создание экономических районов Госплана, а также формирование
нового административно-политического устройства страны дали
мощный толчок работам по физико-географическому районирова-
нию. Уже в 1921 —1925 гг. число таких работ по отдельным респуб-
ликам, экономическим районам, губерниям превзошло все, что было
сделано за весь дооктябрьский период. Правда, теоретический уро-
вень большинства исследований того времени невысок. Для деталь-
ного районирования еще недоставало теоретических основ; принцип
Зональности оказался недостаточным. Лучшие из работ по райони-
рованию первого периода развития советского ландшафтоведения
(примерно до 1930 г.) принадлежали С. С. Неуструеву (по Оренбур-
гской губернии) и Р. И. Аболину (по Средней Азии).

Наиболее существенным вкладом в ландшафтную теорию, кото-
рый дал опыт районирования 20-х годов, был принцип провинциаль-
ности. Наряду с принципом зональности он явился важным шагом
к разработке учения о закономерностях региональной физико-ге-
ографической дифференциации и тем самым теоретических основ
Ландшафтного районирования. Работами Л. И. Прасолова,
в. Л. Комарова, С. С. Неуструева, Б. А. Келлера было доказано,
Что климат, почвы, растительность изменяются не только по широте,

но и в долготном направлении, причем одним из факторов этих
изменений служит взаимодействие суши и океанов, ослабевающее
к центру материка, а другим — геологическое прошлое территории,
от которого зависят рельеф, состав горных пород, а также возраст
ландшафта. Зонально-климатические факторы, таким образом, на-
кладываются на области с различной геологической историей, раз-
ным рельефом, разной степенью континентальности климата. Отсюда
последовали попытки выделения наряду с широтными зонами «ме-
ридиональных зон» (В. Л. Комаров) или крупных «азональных»
подразделений суши (их называли фациями или провинциями).

Второе направление развития ландшафтно-географических идем
в 20-е годы было связано непосредственно с детальными полевыми
исследованиями, проводившимися с прикладными целями, преиму-
щественно для выявления и оценки земель, пригодных для освоения.
Многие исследователи пришли к убеждению, что наиболее пло-
дотворные результаты при подобных целенаправленных исследовани-
ях дает ландшафтный подход. Практически его реализация вырази-
лась в зарождении полевой ландшафтной съемки и появлении первых
ландшафтных карт. Пионерами ландшафтной съемки явились
Б. Б. Полынов, который осуществил ее при изучении донских терра-
совых песков, Лахтинской впадины (под Ленинградом) и некоторых
ландшафтов Монголии (совместно с И. П. Крашенинниковым)
и И. В. Ларин при изучении севера Прикаспийской низменности.

Ландшафтные съемки велись в крупных масштабах1, их объек-
том были природные территориальные комплексы, которые выделя-
лись, наносились на карту и описывались непосредственно в поле.
В процессе съемок была бесспорно доказана реальность природных
территориальных комплексов и подтверждена настолько тесная вза-
имообусловленность их компонентов, что И. В. Ларину удалось
составить первый ландшафтный определитель, который дает воз-
можность установить по характерным (индикаторным) растениям
другие компоненты комплекса, а также его сельскохозяйственный
потенциал.

В процессе проведения ландшафтных съемок выявилось много-
образие природных территориальных комплексов и возникла необхо-
димость установить их различные градации. Важнейшим итогом
явилось определение наиболее дробной (элементарной) ступени лан-
дшафтного деления, которую Б. Б. Полынов и И. М. Крашенинни-
ков называли элементарным ландшафтом, а И. В. Ларин — микро-
ландшафтом (оба понятия соответствуют ранее введенной Р. И. Або-
линым эпиморфе).

Наконец, еще одним важным научным результатом детальных

1 Р. И. Аболин в 1929 г. опубликовал среднемасштабные «почвенно-ботаниче-
ские» карты южной части Казахстана, которые по своему комплексному содержанию
вполне соответствуют ландшафтным картам (подробнее о ландшафтных съемках
и картах этого периода см.: А. Г. Исаченко. Физико-географическое картирование Л
1961. Ч. 3).

ландшафтных исследований было появление первых идей в области
динамики и эволюции ландшафта. Начало этому, генетическому,
направлению в ландшафтоведении было положено Б. Б. Полыновым
приизучении донских песчаных массивов.

Таким образом, на рассмотренном этапе отечественные географы
приближались к созданию учения о ландшафте с двух сторон — как
бы«сверху», в процессе теоретической разработки региональных
схем, выделения «меридиональных зон», «провинций» и т. п., и сни-
зу — от полевой съемки и установления элементарных физико-ге-
ографических единиц. Оба направления пока не были объединены,
и разработанной ландшафтной теории еще не существовало.

На рубеже 20-х и 30-х годов наблюдается заметное оживление
интереса советских географов к методологическим и теоретическим
проблемам науки. Толчок к дискуссиям и теоретическим поискам
в области ландшафтоведения дала известная работа Л. С. Берга
«Ландшафтно-географические зоны СССР» (1930). Во введении
к этой книге дается краткое изложение основ учения о ландшафте.
Берг уточнил и дополнил свое первое определение ландшафта
(1913), привел примеры ландшафтов, рассмотрел вопрос о роли
отдельных компонентов и их взаимодействии, а также изложил
интересные соображения о сменах ландшафтов во времени, о причи-
нах и формах их изменений, ясно подчеркнув необходимость генети-
ческого подхода к ландшафту. Касаясь истории ландшафтоведения,
авор подчеркнул, что оно возникло на русской почве под влиянием
идей В. В. Докучаева.

«Ландшафтно-географические зоны СССР» вызвали у советских
географов живой отклик. Несомненно, книга имела и свои слабые
стороны, однако многие критические выступления в адрес ее автора
были поверхностными и, как впоследствии подтвердилось, неспра-
ведливыми. Труд Л. С. Берга еще долгое время служил отправной
точкой для всех ландшафтоведов.

Л. С. Берг, как и большинство других географов того времени, не
ограничивал объем ландшафта, понимая ландшафт очень широко,
как географический комплекс вообще независимо от ранга. Среди
примеров ландшафтов он называет болота, ельники, бугристые пески
и т. п., т. е. повторяющиеся в пространстве образования — класси-
фикационные единицы элементарных природных комплексов, и в то
же время такие крупные и неповторимые (индивидуальные) единст-
варегионального уровня, как Валдайская возвышенность и даже
Среднесибирское плоскогорье.

Таким образом, создавалась двойственность толкования лан-
дшафта. С одной стороны, в его определение Л. С. Берг включил
условие повторяемости в пределах той или иной зоны Земли (в этом
случае под ландшафтами следует понимать болота, ельники и т. д.),
с другой же стороны, он неоднократно подчеркивал, что лан-
дшафт — это «географический индивид», не повторяющийся ни
в пространстве, ни во времени (этому условию отвечают региональ-

ные примеры Л. С. Берга, хотя они и относятся к очень сложным
единствам). На это противоречие обратил внимание М. А. Первухин
(1901 —1939), выступивший в 1932 г. с большой методологической
статьей, где впервые попытался рассмотреть проблемы ландшафте
ведения с позиций марксизма. М. А. Первухину принадлежит важ-
ная мысль о том, что основными научными методами ландшафтове
дения служат районирование и типологический анализ территории
и что район является закономерным сочетанием определенных терри
ториальных типов. Однако типологическому подходу он придавал
решающую роль и потому считал, что основным термином «лан-
дшафт» надо обозначать не целостное территориальное едиство.
а «тип территории» как объединение сходных между собой, хотя
и разобщенных участков — микроландшафтов, или элементарных
ландшафтов. По Первухину, следовательно, ландшафт — это не
конкретная территория, а классификационное (родовое) понятие

Однако другие географы не согласились с мнением М. А. Перву-
хина и развивали иной взгляд на ландшафт. Так возникли две
трактовки понятия «ландшафт» — типологическая и региональная
(или индивидуальная). Наиболее глубокое обоснование последней
дал Л. Г. Раменский (1884—1953). Его взгляды основывались на
большом опыте прикладных исследований естественных пастбищ.
Согласно Л. Г. Раменскому, ландшафт — это сложная территори-
альная система, состоящая из разнородных, но сопряженных,
т. е. закономерно между собой связанных в пространстве и развива-
ющихся как одно целое элементарных природных комплексов —
эпифаций. Эпифации формируются внутри ландшафта на различных
местоположениях — однородных элементах рельефа и характеризу-
ются однородными экологическими режимами (тепловым, водным,
солевым) и одним биоценозом. (Как видим, это понятие совпадает
с возникшими ранее представлениями об эпиморфе, микроландшаф
те и элементарном ландшафте: все эти термины — синонимы.)

Л. Г. Раменский считал, что в каждом ландшафте обнаружива-
ются следующие общие черты: 1) закономерное единообразное рас-
членение поверхности на местоположения и соответствующие им
эпифаций, 2) общность происхождения и развития всего комплекса,
3) глубокая взаимная сопряженность, постоянное взаимодействие
между эпифациями, 4) общие для всего комплекса основные законо-
мерности. Он подчеркивал, что «полное развертывание ландшафта
требует территории, достаточной для размещения на ней всего
свойственного этому ландшафту комплекса местоположений в ха-
рактерном соотношении их площадей»1.

Эпифации группируются в промежуточные комплексы, которые
Л. Г. Раменский назвал урочищами (они связаны с самостоятельны
ми формами рельефа, отдельными частями обширной речной поймы
и др.). Вводя в науку понятия об эпифаций и урочище, Раменский

1Раменский Л. Г. Введение в комплексное почвенное и геоботаническое изучение
земель. М., 1938. С. 163.

развил идею морфологии ландшафта, намеченную Г. Н. Высоцким.
Важнейшая же заслуга его перед ландшафтоведением состоит в том,
что он указал на новый тип географических связей. Если ранее под
географическими связями и взаимодействиями имелись в виду толь-
ко взаимоотношения между компонентами (т. е. как бы по вертика-
ли), то Л. Г. Раменский обратил внимание на важность изучения
связей между отдельными участками, т. е. элементарными природны-
ми комплексами, расположенными на водоразделах, склонах, в доли-
нах и водоемах («по горизонтали»). Все эти участки, расположенные
внутри одного ландшафта (впоследствии они стали трактоваться как
морфологические части последнего), составляют звенья единого
потока и перераспределения тепла, влаги, минеральных и органиче-
ских веществ и поэтому должны рассматриваться в совокупности как
целостная материальная система. Такое толкование ландшафта зна-
чительно расширяет наши представления о взаимосвязях и взаимо-
действиях в географических комплексах и открывает новые пути для
их познания.

Итак, в 30-е годы учение о ландшафте обогатилось важными
новыми идеями, но они еще не были объединены в стройную теорети-
ческую систему, в законченное учение. Ландшафтная съемка продол-
жала оставаться делом инициативы одиночек, несмотря на призыв
М. В. Первухина в 1933 г. с трибуны I Всесоюзного географического
съезда в Ленинграде приступить к систематической ландшафтной
съемке страны. Недооценка значения полевых ландшафтных иссле-
дований отрицательно сказалась на разработке теории физической
географии: некоторые концепции приобретали умозрительный ха-
рактер и давали пищу для упреков в схоластичности и отрыве от
жизни.

Большим недостатком оставался разрыв между ландшафтоведче-
ским и общеземлеведческим направлениями. Именно в эти годы
А. А. Григорьев (1883—1968) приступил к разработке учения о ге-
ографической оболочке, но оно не привлекло к себе серьезного
внимания со стороны ландшафтоведов. Лишь С. В. Калесник
(1901 —1977) подчеркивал в 1940 г., что каждый ландшафт как
целостная индивидуальная единица неразрывно связан с географи-
ческой оболочкой и его изучение должно органически сочетаться
с изучением всей географической оболочки.

В зарубежной географии рассматриваемого периода господство-
вала хорологическая концепция с сильным гуманитарным уклоном.
С идеями докучаевской школы географы Запада практически не
были знакомы. Физическая география находилась в плачевном
состоянии, многие географы считали, что без нее можно вполне
обойтись. Разработкой ландшафтной концепции продолжал зани-
маться лишь 3. Пассарге. Он придавал большое значение внутренне-
му пространственному рисунку ландшафта, т. е. набору, форме
и взаимному расположению его морфологических частей («частных
ландшафтов» и «частей ландшафта»), а также считал важной

задачей разработку типологии ландшафтов. Пассарге недооценивал
необходимость изучения взаимосвязей между компонентами лан-
дшафта и применения генетического подхода. Ландшафт у него
выступает не как целостная материальная система, а как результат
механического наложения пространств, занятых отдельными компо-
нентами. Он допускал субъективизм при выделении ландшафтов.

Физико-географическое районирование также не получило разви-
тия на Западе, если не считать некоторых работ английских геогра-
фов, выполненных в духе Э. Дж. Гербертсона.

Пожалуй, наиболее интересны результаты некоторых детальных
полевых исследований, предпринимавшихся в прикладных целях,
особенно лесоводственных. Английский исследователь Р. Бурн на
основе опыта подобных исследований пришел в 1931 г. к представле-
нию об элементарных природных комплексах, которые он обозначал
термином «сайт» (sitе). Закономерные сочетания таких участков
образуют, по его мнению, самостоятельные районы как целостные
природные единства. В этих суждениях мы обнаруживаем близость
к идеям Л. Г. Раменского, однако они не привлекли тогда внимания
географов.