Курсовая работа: Лексические средства выражения чувств Печорина в романе М.Ю. Лермонтова Герой нашего времени

Курсовая по литературе «Лексические средства выражения чувств Печорина в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»»

Содержание

Введение………………………………………………………………….3

1. Лексические средства выражения чувств в языке писателя….5

1.1 Чувства и эмоции как явление психической жизни человека и их языковые выражения………………………………………………………5

1.2 Особенности выражения общей идеи чувствования и характерные лексические средства, используемые для этого в языке писателя…………………………………………………………………………6

1.3 Структура функционально-семантического поля чувств и его выражение в языке писателя…………………………………………………10

2. Лексические средства выражения чувств в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»……………………………………..12

2.1 Функционально – семантические особенности выражения чувств в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»………….12

2.2 Основные интенции чувств, содержащиеся в тексте М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»…………………………………….14

Заключение…………………………………………………………….22

Список использованной литературы…………………………………24

Введение

Актуальность данной темы обусловлена тем, что эмоциональная сфера считается едва ли не самой сложной системой человека. Эмоции являются одним из основных и всепроникающих аспектов человеческого опыта. Обычно люди испытывают широкий диапазон эмоций: от спокойного удовлетворения при выполнении сравнительно обыденной задачи до скорби, испытываемой при смерти близкого человека. Поэтому сфера чувств и эмоций, бесспорно, нуждается в глубоком и детальном изучении не только с точки зрения физиологов и психологов, но и с позиций лингвиста. Для него интерес представляют языковые средства, используемые при выражении чувств говорящего и для воздействия на эмоциональную сферу слушающего.

Художественный текст в первую очередь соотносится с миром эмоций и чувств человека. Исследование эмотивной лексики интересно тем, что об истинной природе человеческих чувств, страстей, эмоций, об их силе можно узнать благодаря той форме, которую они приобретают, попадая из внутреннего мира во внешний, то есть благодаря слову. Изучение именно такой лексики является важным и необходимым для осознания идейного смысла художественного текста и для понимания человеческой психологии в целом. Эмоции героев произведения представляют собой особую психологическую реальность. Совокупность их в тексте — своеобразное множество, изменяющееся по мере развития сюжета, отражающее внутренний мир персонажа в различных обстоятельствах, в отношениях с другими субъектами.

Художественный текст полифункционален. В нем эстетическая функция на­слаивается на целый ряд других — коммуникативную, экспрессивную, прагма­тическую, эмотивную, но не заменяет их, а напротив, усиливает. Язык художественного текста живет по своим собственным законам, отличным от жизни естест­венного языка, «он имеет особые механизмы порождения художественных смы­слов». О специфике слова в художественном тексте писали А.М. Пешковский, А.А. Потебня, В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, В.П. Григорьев, Д.Н. Шмелев, Н.А. Лукьяновой, В.А. Масловой, В.Н. Телией, В.И. Шаховским и другие исследователи.

Эмотивное пространство текста, исследовались Л.Г. Бабенко, И.Е. Васильевой, Ю.В. Казариной, где пространство представлено двумя уровнями — уровнем персонажа и уровнем его создателя-автора: «целостное эмотивное содержание предполагает обязательную интерпретацию мира человеческих эмоций (уровень персонажа) и оценку этого мира с позиции автора с целью воздействия на этот мир, его преобразования».

Объектом нашей работы являются эмотивные лексические средства выражения чувств в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

Предметом исследования являются функционально-семантические особенности эмотивной лексики в художественном тексте.

Цель работы — описать эмотивную лексику в художественном тексте в функционально-семантическом аспекте (на материале романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»).

Для достижения поставленной цели требует решения следующих задач:

1) рассмотреть лексические средства выражения чувств в языке писателя и выявить лексические единицы, обозначающие эмоции и чувства, в языке писателя;

2) определить структуру и состав функционально-семантических полей эмотивности в языке произведения;

3) описать лексические средства выражения чувств в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

1. Лексические средства выражения чувств в языке писателя

1.1 Чувства и эмоции как явление психической жизни человека и их языковые выражения.

Эмоциональная сфера является важнейшей сферой жизнедеятельности человека, поскольку она, выступая одним из фундаментальных компонентов психики, наряду с интеллектом образует ядро личности. Так, C.JI. Рубинштейн отмечает, что «чувства человека отражают строение его личности, выявляя ее направленность, ее установки; что оставляет человека равнодушным и что затрагивает его чувства, что его радует и что печалит, обычно ярче всего выявляет — а иногда выдает — истинное его существо» [Рубинштейн 1993, с. 163]. Специфика эмоций заключается в том, что они одновременно являются и объектом отражения в языке, и средством отражения самих себя и других объектов действительности, а также то, что их невозможно отделить от отражающего субъекта [Шаховский 1987]. То есть эмоции, в отличие, например, от таких проявлений психики как воображение, образы памяти и т.д., характеризуются исключительной субъективностью: человеческим чувствам нельзя найти никаких аналогов в объективной действительности, то есть удовольствие, гнев, радость имеются в мире постольку, поскольку есть чувствующий индивид [Вилюнас 1976, с.31; Додонов 1987, с.26].

Эмоции являются одним из основных и всепроникающих аспектов человеческого опыта. Обычно люди испытывают широкий диапазон эмоций: от спокойного удовлетворения при выполнении сравнительно обыденной задачи до скорби, испытываемой при смерти близкого человека. Поэтому сфера чувств и эмоций, бесспорно, нуждается в глубоком и детальном изучении не только с точки зрения физиологов и психологов.

Интерес представляют, языковые средства, используемые при выражении чувств писателя и для воздействия на эмоциональную сферу читателя.

Художественный текст в первую очередь соотносится с миром эмоций и чувств человека. Исследование эмотивной лексики интересно тем, что об истинной природе человеческих чувств, страстей, эмоций, об их силе можно узнать благодаря той форме, которую они приобретают, попадая из внутреннего мира во внешний, то есть благодаря слову. Изучение именно такой лексики является важным и необходимым для осознания идейного смысла художественного текста и для понимания человеческой психологии в целом. Эмоции героев произведения представляют собой особую психологическую реальность. Совокупность их в тексте — своеобразное множество, изменяющееся по мере развития сюжета, отражающее внутренний мир персонажа в различных обстоятельствах, в отношениях с другими субъектами.

Эмоция — это «чувство, переживание человека» [Словарь русского языка, т.4, с.760]. Определение эмоции через понятие чувство расширяет лексический и семантический объем данного сложного концепта, что отражается и в актах вербализации.

1.2 Особенности выражения общей идеи чувствования и характерные лексические средства, используемые для этого в языке писателя.

В настоящее время лингвисты и литературоведы уделяют большое внимание роли эмоционально-оценочной лексики в структуре художественного произведения.

Художественный текст полифункционален. В нем эстетическая функция на­слаивается на целый ряд других — коммуникативную, экспрессивную, прагма­тическую, эмотивную, но не заменяет их, а напротив, усиливает. Язык художественного текста живет по своим собственным законам, отличным от жизни естест­венного языка, «он имеет особые механизмы порождения художественных смы­слов». О специфике слова в художественном тексте писали А.М. Пешковский, А.А. Потебня, В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, В.П. Григорьев, Д.Н. Шмелев и другие исследователи. Они подчеркивали, что слово в ху­дожественном тексте, благодаря особым условиям функционирования, семантически преобразуется, включает в себя дополнительный смысл. Игра прямого и переносного значения порождает и эстетический, и экспрессивный эффекты художественного текста, делает этот текст образным и выразительным. Многими учеными (Н.А. Лукьяновой, В.А. Масловой, В.Н. Телией, В.И. Шаховским и др.) признается, что неэкспрессивных текстов не существует, ибо любой текст потенциально способен оказывать определенное воздействие на соз­нание и поведение читателя, так как именно экспрессивность содействует цели речевого сообщения, обеспечивая воздействие текста на реципиента.

Количеств же экспрессивных языковых средств в тексте еще не определяет экспрессивный эффект восприятия текста, а лишь повышает вероятность его возникновения. Более того, помимо специальных языковых средств, а именно эмотивных, образных, стилистически маркированных, экспрессивной может оказаться любая нейтральная единица языка в зависимости от целей автора, от контекстуальной ситуации. Эмотивный текст, благодаря особенностям своей семантики, способен полностью редуцировать логико-предметное значение слова, нейтрального в эмоциональном плане, и осознать его как контекстуальный эмотив или даже аффектив.

Источники порождения эмотивности текста разнообразны и не всеми исследо­вателями понимаются одинаково. С одной стороны, основным источником эмо­тивности текста являются собственно эмотивные языковые средства. Способы ма­нифестации эмотивных ситуаций в художественном тексте разнообразны: «от свернутых (семный конкретизатор, слово) и минимально развернутых (словосоче­тание, предложение) до максимально развернутых (фрагмент текста, текст)».[1]

Основываясь на коммуникативном подходе, В.А. Маслова считает, что важнейшим источником эмотивности текста является его содержание. По мнению исследователя, «содержание текста является потенциально эмоциогенным, потому что всегда найдется реципиент, для которого оно окажется личностно значимым. Эмоциогенность содержания текста — это, в конечном счете, эмоциогенность фрагментов мира, отраженных в тексте».

Однако изначально эмотивность есть лингвистическая категория, актуали­зирующаяся посредством художественного слова в любом отрезке текста. Эмотивное пространство текста, по мысли Л.Г. Бабенко, И.Е. Васильева, Ю.В. Казарина, представлено двумя уровнями — уровнем персонажа и уровнем его создателя-автора: «целостное эмотивное содержание предполагает обязательную интерпретацию мира человеческих эмоций (уровень персонажа) и оценку этого мира с позиции автора с целью воздействия на этот мир, его преобразования».[2] В структуре образов персонажей обнаруживается многообразие эмотивных смыслов. «Совокупность эмоций в тексте (в образе персонажа) — своеобразное динамическое множество, изменяющееся по мере раз­вития сюжета, отражающее внутренний мир персонажа в различных обстоятель­ствах, в отношениях с другими персонажами».[3] При этом в эмоцио­нальной сфере каждого персонажа выделяется «эмоциональная доминанта» — пре­обладание какого-то эмоционального состояния, свойства, направления над ос­тальными. «Конфликтность эмоциональной сферы персонажа, с одной стороны, и наличие эмоциональной доминанты, с другой, не противоречат законам художе­ственного текста и положению дел в мире вообще; напротив, первое отражает об­щие законы организации художественного текста, а последнее соответствует осо­бенностям психологии человека: психологи давно отмечали в качестве основопо­лагающих черт личности ее эмоциональную направленность, т.е. тяготение каж­дого человека к той или иной системе переживаний». В целом, «ав­тор литературного произведения подбирает лексику таким образом, что это под­сказывает читателю, в каком эмоциональном ключе ему следует воспринимать ге­роя». В разных художественных текстах, в зависимости от замысла авто­ра, возможно преобладание то одного, то другого эмоционального свойства пер­сонажа.

— создание психологического портрета образа персонажей («описательно- характерологическая функция»);

— эмоциональная интерпретация мира, изображенного в тексте; обнаружение внутреннего эмоционального мира образа автора («интенциональная функция»);

— воздействие на читателя («эмоционально-регулятивная функция»).

К частным текстовым функциям эмотивной лексики относятся:

— создание психологического портрета образа персонажей («описательно-характерологическая функция»);

— эмоциональная интерпретация мира, изображенного в тексте, и его оценка («интерпретационная и эмоционально-оценочная функции»); обнаружение внутреннего эмоционального мира образа автора («интенциональная функция»);

— воздействие на читателя («эмоционально-регулятивная функция»).

Значимость эмоционально лексем, реализующихся в произведении, в организации художественного текста определяется совокупностью обозначенных функций. Последовательное их выявление позволит нам определить роль эмоционально лексики в идиостиле писателя в целом. При подобном описании невозможно избежать вопросов, связанных с особенностями мировосприятия писателя, его индивидуальной картины мира: художественный текст формируется образом автора и его точкой зрения на объект изображения.

1.3 Структура функционально-семантического поля чувств и его выражение в языке писателя.

Вербальное выражение эмоций (чувств) предполагает наличие в языке специфической категории эмотивности, которая соотносится с психологической категорией эмоциональности. Приоритет в осуществлении вербализации эмоций принадлежит номинативным лексическим единицам, поскольку они обладают наибольшим номинационным потенциалом, в структурах их лексических значений эмотивная сема является коммуникативно значимой; семантика таких эмотивов не зависит от контекста. Данную лексику с функциональной точки зрения мы интерпретируем как эмотивную.

Смысл лексической единицы в художественном тексте создается взаимодействием общеязыкового и индивидуально-личностного начал. Ведущая роль в раскрытии эмоциональных состояний героев художественных текстов, передаче представления об их эмоциональном мире и в раскрытии конкретного авторского замысла принадлежит лексическим средствам. В связи с этим встает вопрос о корреляции непосредственного переживания эмоции и ее описания. Специфика представления эмоциональных состояний в художественных текстах заключается в том, что в них эмотивная лексика более разнообразна, метафорична, чем, например, в разговорной речи.

Функционально-семантическое поле эмотивности в художественном тексте представляет собой единство семантических и функциональных характеристик структурированного межчастеречного множества лексических единиц языка, выделенных на основе общего (интегрального) семантического признака — эмотивности. Ядро функционально-семантического поля эмотивности составляют лексические единицы, обозначающие эмоции (чувства). Периферийную зону образуют сочетания устойчивого характера, а также единицы в переносном значении, входящие в смежные поля современного русского языка: волевой сферы, движения, поведения, речи, мимики и др.

В функционально-семантическом поле эмотивности выделяется два класса эмотивов: эмотивы со значением состояния и эмотивы со значением отношения, каждый из которых формируется из определенного количества микрополей разного объема.

Наиболее яркой особенностью функционирования в тексте лексических единиц, обозначающих эмоции (чувства), являются эмотивные цепочки — комбинации в одном или ближайших контекстах нескольких эмотивов. В эмотивных цепочках может происходить либо сближение смыслов эмотивных лексических единиц, либо их противопоставление, при котором актуализируются дифференциальные и ослабевают общие семы.

2 Лексические средства выражения чувств в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

2.1 Функционально — семантические особенности выражения чувств в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

В «Герое нашего времени» Лермонтов окончательно порывает с романтическим стилем в языке. Лексика «Героя нашего времени» свободна от архаизмов и церковно-славянизмов. Ориентируясь на лексику и синтаксис общелитературного языка, Лермонтов тонко использует стилистическую роль каждого из явлений этого общелитературного языка.

Лермонтов достиг в «Герое нашего времени» той сложной простоты в языке, которая не удавалась никому из предшествующих писателей-прозаиков, кроме Пушкина.

В романе Лермонтова язык русской прозы достиг такой точки развития, начиная с которой возможно было использовать языковые средства для тончайшей психологической характеристики, — недостижимая задача для всей предшествующей литературы, за исключением Пушкина. В то же время Лермонтов прокладывал дорогу для «большого» психологического романа Тургенева и Толстого.

Язык «Героя нашего времени» прост на первый взгляд, но всю эту сложную простоту великолепно понимал еще Чехов, который писал: «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова. Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, — по предложениям, по частям предложения… Так бы и учился писать» («Русская мысль», 1911, кн. 10, стр. 46).

Оценочные эпитеты создают эмоциональный тон в пейзажных зарисовках. Например, в «Тамани» эту функцию выполняют имена прилагательные и наречия:

«Берег обрывом спускался к морю и почти у самых стен ее, и внизу, с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны. Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различать при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовали на бледной черте небосклона».

Положение определения, выраженного именем прилагательным, после определяемого слова используется автором «Тамани» с целью выявить признак или для сообщения речи ритмической округленности, эстетической наполненности. Например:

«Лицо ее было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное»:

«Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности».

Имена прилагательные используются писателем в эпитетах как описательно-характерологическое средство. Например, в описании портрета девушки:

«Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, только ей свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах и особенно правильный нос — все это было для меня обворожительно…»

Причастие используется Лермонтовым в «Тамани» для придания повести некоторой эмоциональной сочности. Наличие двух причастных оборотов в составе одного сложного предложения является как бы неким весомым дополнением для объяснения и расширения содержания каждой из его частей: «Отважен был пловец, решившийся в такую ночь пуститься через пролив на расстояние двадцати верст, и важная должна быть причина, его к тому побудившая».

Помимо прилагательных, наречий и причастий в качестве признаковых эмоциональных слов, М.Ю. Лермонтов использует глаголы состояния.

«Я повернулся и пошел от него прочь. С полчаса гулял я по виноградным аллеям, по известчатьм скалам и висящим между них кустарникам. Становилось жарко, и я поспешил домой. Проходя мимо кислосерного источника, я остановился у крытой галереи, чтоб вздохнуть под ее тенью, и это доставило мне случай быть свидетелем довольно любопытной сцены». («Тамань»)

Изображение движения жизни с помощью смены форм времени и вида в строфах тесно связано с семантикой слов и сочетаний слов, обозначающих разные этапы жизни. Семантика глаголов и сочетающихся с ними слов в роли обстоятельств или дополнений в разных строфах усиливают представление о духовной трагедии поколения.

Итак, эмоциональный стиль М.Ю. Лермонтова отличается:

1) взаимопроницаемостью сравнений;

2) смысловым акцентом на определения:

3) неожиданностью оценочных эпитетов;

4) иносказаниями;

5) грамматической нечеткостью конструкций;

6) семантической стертостью слов;

7) общей эмоциональностью речи.

2.2 Основные интенции чувств, содержащиеся в тексте М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

Образ Печорина раскрыт в романе с разных сторон, однако ведущим композиционным принципом романа является принцип концентрированного углубления в мир душевных переживаний героя.

История разочарованной и гибнущей печоринской души изложена в исповедальных записках героя — со всей беспощадностью самоанализа; будучи одновременно и автором, и героем «журнала», Печорин бесстрашно говорит и о своих идеальных порывах, и о темных сторонах своей души, и о противоречиях сознания. Но этого мало для создания объемного образа; Лермонтов вводит в повествование других рассказчиков, не «печоринского» типа — Максима Максимыча, странствующего офицера. Наконец, в дневнике Печорина приведены и другие отзывы о нем: Веры, княжны Мери, Грушницкого, доктора Вернера.

Столкновения между Печориным и другими персонажами позволяет с особенной четкостью показать отличие Печорина от них, его ущербность по сравнению с ними и одновременно бесспорное его превосходство, и основная функция всех персонажей романа состоит в том, чтобы раскрыть центрального героя. Это лишний раз подчеркивает его эгоцентризм. Печорин занят только самим собой. Он проявляет власть над чужой душой (Бэла, Мери, Вера), управляет чувствами других людей (Грушницкий, Мери), испытывает собственную волю (Вулич, казак из «Фаталиста»).

Поставив способность к любви в зависимость от нравственности окружающих, «герой нашего времени» полностью отсек для себя возможность исцеления и пришел в поистине ужасное состояние, когда страдания другого человека, да и сама жизнь его становятся лишь забавой, топливом для эмоций, хоть как-то теребящих его ледяное сердце: «А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастье? Насыщенная гордость». Счастье — как насыщенная гордость!

Итак, рассмотрим некоторые чувства, которые испытывает Печорин в «Герое нашего времени».

Разочарование.

«Любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни невежество и простосердечие одной так же надоедают (гл.), как и кокетство другой ».

«Я давно уже живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю (гл.), разбираю (гл.) свои собственные страсти и поступки со строгим любопытством, но без участия. Во мне два человека; один живёт в полном смысле этого слова, другой мыслит (гл. )и судит его…”

“Я, как матрос, рождённый (прилаг.) и выросший (прилаг.) на палубе разбойничьего брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный (прилаг.) на берег, он скучает и томится”.

«…Как я ни искал в груди моей хоть искры любви к милой Мэри, но старания мои были напрасны».

«У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло (нареч.), лучи его меня не грели (гл.) ».

«Моя любовь никому не принесла (гл.) счастья, потому что я ничем не жертвовал (гл.) для тех, кого любил».

Любовь.

«Я думал, грудь мояразорвется (гл.); вся моя твердость, все мое хладнокровие (прилаг.) исчезли как дым...»

«…этот взор показался мне чудно-нежен (прилаг.) »

«А ведь есть необъятное (прилаг.) наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!..

«Мысль не застать ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! – одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься (гл.), пожать (гл.) ей руку!»

«Это становилось невыносимо: еще минута, и я бы упал к ногам ее».

Равнодушие.

— Как я рад, дорогой Максим Максимыч! Ну как вы поживаете? — сказал Печорин.

— А… ты?.. а вы?.. — пробормотал со слезами на глазах старик…

… Печорин в рассеянности или от другой причины протянул ему руку, когда тот хотелкинуться (гл.) ему на шею. »

«Когда ночная роса и горный ветер освежили (гл.) мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастьем бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? — ее видеть? — зачем? не все ли кончено между нами? Один горький (прилаг.) прощальный (прилаг.) поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.

Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные (прилаг.) нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок. Все к лучшему!..»

«Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих (прилаг.), мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности».

Я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающие (прилаг.) мои душевные силы… первое мое удовольствие — подчинять (гл.) моей воле все, что меня окружает; возбуждать (гл.) к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?.. А что такое счастье? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого..."

«Что ж? Умереть, так умереть! (эпитет). Потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно».

Любопытство.

"… на яркой полосе, пересекающей пол, промелькнула (гл.) тень. Я привстал и взглянул в окно: кто-то вторично пробежал мимо его и скрылся (гл.) бог знает куда. Я не мог полагать, чтоб это существо сбежало по отвесу берега; однако иначе ему некуда было деваться. Я встал, накинул бешмет, опоясал кинжал и тихо-тихо вышел из хаты; навстречу мне слепой мальчик. Я притаился (гл.) у забора, и он верной (прилаг.), но осторожной (прилаг.) поступью прошел мимо меня. Под мышкой он нес какой-то узел, и, повернув к пристани, стал спускаться по узкой и крутой тропинке. «В тот день немые возопиют и слепые прозрят», — подумал я, следуя за ним в таком расстоянии, чтоб не терять его из вида… Я, спускаясь, пробирался (гл.) по крутизне, и вот вижу: слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от воды, что казалось, сейчас волна его схватит и унесет; но, видно, это была не первая его прогулка, судя по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин.

Наконец оностановился (гл.), будтоприслушиваясь к чему-то, присел на землю и положил возле себя узел. Я наблюдал (гл.) за его движениями, спрятавшись за выдавшеюся скалою берега..."

«…Я всегда смелее (прилаг.) иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает».

«…все живешь (гл.) – из любопытства: ожидаешь (гл.) чего-то нового… Смешно и досадно!»

Сомнение.

«Я люблю во всем сомневаться (гл.)! » «Зачем я жил? Для какой цели я родился?» «Как бы страстно я ни любил женщину, если она даст мне только почувствовать, что я должен на ней жениться (гл.), мое сердце превращается в камень и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой: двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… Но свободы своей не продам.»

«упал на мокрую траву и как ребенок заплакал». «Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться (гл.) за погибшим счастьем бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? — ее видеть? — зачем? не все ли кончено между нами? Один горький прощальный (прилаг.) поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.

Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные (прилаг.) нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок. Все к лучшему!..»

«Зачем я жил? для какой цели я родился?..

«Неужели я влюблен? Я так глупо создан, что этого можно от меня ожидать».

Несчастлив.

«Все читали на моем лице признаки дурных (прилаг.) свойств- и они родились. Я был скромен — меня обвиняли (гл.) в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, молодость протекла (гл.) в борьбе с собой и светом… Ясделался (гл.) нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испортилась, умерла, я ее отрезал и бросил…другая жила к услугам каждого ».

“Если я сам причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив”.

«Неужели, думал я, мое единственное назначение на земле – разрушать (гл.) чужие надежды? С тех пор, как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаянье! Я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя.»

«В первой молодости моей я был мечтателем; я любил ласкать попеременно то мрачные (прилаг.), то радужные (прилаг.) образы, которое рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? Одна усталость, как после ночной битвы с привидением, и смутное воспоминание, исполненное сожалений.

В этой напрасной борьбе я истощил (гл.) и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге.»

Заключение

Лермонтов достиг в «Герое нашего времени» той сложной простоты в языке, которая не удавалась никому из предшествующих писателей-прозаиков, кроме Пушкина.

В романе Лермонтова язык русской прозы достиг такой точки развития, начиная с которой возможно было использовать языковые средства для тончайшей психологической характеристики, — недостижимая задача для всей предшествующей литературы.

Эмоциональный стиль М.Ю. Лермонтова отличается:

8) взаимопроницаемостью сравнений;

9) смысловым акцентом на определения:

10)неожиданностью оценочных эпитетов;

11)иносказаниями;

12)грамматической нечеткостью конструкций;

13)семантической стертостью слов;

14)общей эмоциональностью речи.

Итак, в данной работе мы рассмотрели:

лексические средства выражения чувств в языке писателя и выявили лексические единицы, обозначающие эмоции и чувства, в языке писателя;

определили структуру и состав функционально-семантических полей эмотивности в языке произведения;

описали лексические средства выражения чувств в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

Мы видим, что в тексте для эмотивности используются прилагательные, глаголы, причастия, наречия, эпитеты

Причастие используется для придания некоторой эмоциональной сочности. Наличие двух причастных оборотов в составе одного сложного предложения является как бы неким весомым дополнением для объяснения и расширения содержания каждой из его частей.

В качестве признаковых эмоциональных слов, М.Ю. Лермонтов использует глаголы состояния.

Изображение движения жизни с помощью смены форм времени и вида в строфах тесно связано с семантикой слов и сочетаний слов, обозначающих разные этапы жизни. Семантика глаголов и сочетающихся с ними слов в роли обстоятельств или дополнений в разных строфах усиливают представление о духовной трагедии поколения.

Оценочные эпитеты создают эмоциональный тон.

Список использованной литературы

1. Альбеткова Р.И. Художественное время и художественное пространство в романе Лермонтова «Герой нашего времени»//Русская словесность. — 1999. — №3. — C.42-48.

2. Бахтин М. Эпос и роман//Вопросы литературы. — 1970. — №1. C.119-120.

3. Белинский В.Г. Герой нашего времени //Избранные статьи. — М.: Детская литература, 1978. — С.40-59.

4. Виноградов И. Философский роман М.Ю. Лермонтова. — М.: Просвещение, 1969.

5. Влащенко В. Лермонтов в русской критике//Литература. — 2000. — №25.

6. “Герой нашего времени”//Лермонтовская энциклопедия/Гл. ред. В.А. Мануйлов. — М.: Советская энциклопедия, 1981. — С.108.

7. Герштейн Э.Г. «Герой нашего времени» Лермонтова. — М.: Художественная литература, 1976.

8. Гольдфаин И. Еще раз о Печорине//Вопросы литературы. — 2000. — №2. — C.310-311.

9. Калнберзина А.М. Художественное своеобразие романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». — Учен. зап. Даугавпилс. пед. института, 1963. Т. 8.

10. Картавцев М. Тайна Печорина//Подъем. — 1995. — №9. — C.208-215.

11. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени//Сочинения в двух томах. Том второй. — М.: Правда, 1990. — С.455-590.

12. Мануйлов В.А. Роман Лермонтова «Герой нашего времени». Комментарий. — Л.: Просвещение, 1975.

13. Попов А.В. «Герой нашего времени». Материалы к изучению романа М.Ю. Лермонтова. — Ставрополь: Издательство Ставропусской литературе. В 3-х т. Т. 1. — М.: Наука, 1972.

14. Удодов Б.Т. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»: Книга для учителя. — М.: Просвещение, 1989.

15. Шаталов С.Е. Время — метод — характер. Образ человека в художественном мире русских классиков. — М.: Просвещение, 1976.

16. Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. — М.-Л.: Издательство АН СССР, 1961.


[1] Бабенко Л. Г. Лингвистический анализ художественного произведения. – Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2000. – с. 169-194

[2] Там же. – с. 167

[3] Бабенко Л. Г. Лингвистический анализ художественного произведения. – Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2000. – с. 167

еще рефераты
Еще работы по литературе и русскому языку