Курсовая работа: Женские образы в рассказах Чехова

Северо-западный институт печати Санкт-Петербургского университета технологии и дизайна

Курсовая работа по истории отечественной литературы

На тему:

«Женские образы в творчестве А.П. Чехова»

Выполнила: студентка группы Рд-2.1

Абатурова Дарья

Преподаватель: Гордович К.Д.

Санкт-Петербург, 2010 год.

План.

План. 2

Введение. 3

1. Подлинная ценность жизни в рассказе «Попрыгунья». 4

2. Образ Анны в рассказе «Анна на шее». 6

3. Два царства в «Бабьем царстве». 7

4. Две сестры в рассказе «Дом с мезонином». 8

5. Душевность без духовности. 9

6. Юная Надя Шумилина из рассказа «Невеста». 11

Заключение. 13

Список литературы: 15


Введение

Писатель Чингиз Айтматов заметил, что Чехов – это своеобразный «код общения»: «Если я встречаю человека и узнаю, что он любит Чехова, значит, я нашел друга»[1]

Произведения Чехова живут в нашем сознании, и уже одно это свидетельствует об их непреходящей ценности. Писатель помогает найти ответы на вопросы, которые не перестают волновать нас. Его книги – это не только источник эстетического наслаждения, это уроки идейного и нравственного воспитания, ибо они одухотворены высокой идеей борьбы за сохранение красоты в мире, за свободного и счастливого человека. Это вопросы общечеловеческие, но вместе с тем и политические, социальные, современно конкретные, связанные с насущными задачами, которые стоят и перед нашей современностью.

По словам известного литературоведа М. М. Бахтина, подлинно художественные произведения разрывают рамки своего времени и живут в веках, причем «более интенсивной и полной жизнью, чем в своей современности. В процессе посмертной жизни они обогащаются новыми значениями, новыми смыслами; эти произведения как бы перерастают в то, чем они были в эпоху своего создания»[2]. Эти соображения имеют непосредственное отношение к творчеству Чехова. Отнюдь не снимая социально – конкретного подхода к произведениям великого русского писателя, необходимо отметить, что сегодня в творческом наследии его привлекает нравственная проблематика. До конца жизни А.П. Чехов неустанно и горячо отстаивал свои самые заветные убеждения о необходимости культуры, моральной чистоты, справедливости и порядочности. Здесь он был неумолим – даже когда речь шла о самых близких для него людях, даже если речь шла о женщине. Вот письмо к жене: в одном случае Ольга Леонардовна была несправедлива к сестре писателя, Марии Павловне. 27 августа 1902 года Чехов пишет: «Нельзя, нельзя так, Дуся, несправедливости надо бояться. Надо быть чистой в смысле справедливости, совершенно чистой, тем паче, что ты добрая и понимающая»[3] .

Обращает внимание мера чеховской требовательности. Это очень характерно для его нравственного максимума: «Нельзя, нельзя …, надо …, надо…»

Проблема самоопределения самая насущная для чеховских героев. Здесь нельзя положиться на внутренний голос, который на поверку оказывается желанием несбыточного. Даже счастливый жизненный жребий не избавляет от житейских неурядиц.

Велико чеховское наследие. У писателя довольно много рассказов, в которых автор создаёт женские образы. Эти женщины отличаются своими судьбами, характерами. Но их объединяет желание жизни, стремление к любви, счастью. Не всегда они бывают поняты окружающими, тем сильнее их страдания, тем глубже трагедия.

1. Подлинная ценность жизни в рассказе «Попрыгунья»

Рассказ «Попрыгунья» начинается с фразы: «На свадьбе у Ольги Ивановны были все ее друзья и добрые знакомые»[4]. Отталкиваясь от этого события — свадьбы, повествование дальше продолжается в том же семейном направлении. Супружеская жизнь Дымовых, описанная в первых трех главах, осложняется романом Ольги Ивановны с художником Рябовским и переживаниями обманутого мужа. Дымов заражается дифтеритом, спасая от смерти больного мальчика, и умирает.

Читая этот рассказ Чехова, мы находимся во власти мысли об истинной значимости человека, которая связывает события между собой.

Вопрос о ценности человеческой личности встает уже в начале рассказа. После кратких сведений о докторе Дымове, о его службе и «ничтожной практике» следует фраза: «Вот все, что еще про него можно сказать? А между тем, Ольга Ивановна ее друзья и добрые знакомые были не совсем обыкновенные люди. Каждый из них был чем-нибудь замечателен и немножко известен, имел уже имя и считался знаменитостью, или же хотя и не был еще знаменит, но зато подавал блестящие надежды»[8]. Ольга Ивановна декорирует окружающий ее мир: свою квартиру, своих друзей, своего мужа («Не правда ли, в нем есть что-то сильное, могучее, медвежье?»[10]), и вся её жизнь являлся нескончаемым праздником. Но ни в чем ее талантливость не сказывалась так ярко, как в ее умении быстро знакомиться и коротко сходиться со знаменитыми людьми. Она боготворила и гордилась ими, и каждую ночь видела их во сне.

Ольга Ивановна по-своему искренна. Она нашла в своем обыкновенном муже то, что ей действительно нравится — интересную внешность, и доброту, и честность. Но, следя за событиями, мы все время чувствуем противоречия между искренним тоном в общении с мужем, и простой человеческой справедливостью. И восхищение «профилем» Дымова, и неподдельный испуг за его жизнь, когда он порезал палец при вскрытии трупа, и слезы – все это обесценивается объективным отношением Ольги Ивановны к мужу. В отношении этом есть что-то потребительское. Дымов своим присутствием в жизни Ольги Ивановны не портил блестящего «ансамбля» ее друзей. Когда она устраивала на своей квартире вечеринки, «Дымова в гостиной не было, и никто не вспоминал о его существовании»[12]. Чем глубже затягивает Ольгу Ивановну праздник жизни, тем больше отдаляется она от мужа. Сначала только в пространстве — жизнь на даче, поездка с художником по Волге, а затем и психологически, когда в чудную июльскую ночь на Волге словно бы сама природа декорирует любовную сцену и кто-то внушает героине, что пришел ее час, что «рядом с нею… стоит настоящий великий человек, гений, божий избранник»[16]. «Она хотела думать о муже, но все ее прошлое со свадьбой и вечеринками казалась ей маленьким, ничтожным, тусклым, ненужным и далеким-далеким…»[16]. «В самом деле: что Дымов? Какое ей дело до Дымова? Да существует ли в природе и не сон ли он только?».[18] И в самом деле, Дымов в этой сцене лишний. Также домом Дымова, в сущности, распоряжаются посторонние люди, а на даче, куда он спешит с покупками, рассчитывая отдохнуть вдвоём с женой, он оказывается в роли гостя и просителя, которому предлагают чая, пока нет хозяйки. Все в человеческих отношениях поставлено с ног на голову в этом рассказе. Дымов кротко улыбается, когда жена начинает его обманывать, и он по своей доверчивости долго этого не замечает. А, заметив, он не смотрит ей в глаза, словно у него самого нечиста совесть. По закону «перевернутых отношений», он же потом утешает жену, рыдающую из-за неверности Рябовского. И не она, а он «виновато» улыбается, когда Ольга Ивановна остается равнодушной к самому значительному и радостному событию в его жизни — защите диссертации.

Долготерпению Дымова не будет конца, а Ольге Ивановне потребуется время, что бы объясниться с мужем до конца. Каждому из них предстоит пройти предназначенный свой путь, но судьбы у них разные. Судьба Дымова — быть идеальным и, увы, обманутым мужем, но также и «редким человеком», незамеченным при жизни. Судьба Ольги Ивановны – обманываться в кумирах, причем последний случай — самый обидный, потому что кумиром, которого она так настойчиво искала, оказался ее собственный муж.

Но умер Дымов — и героиня от других услышала впервые, что он был блестящим ученым, будущей знаменитостью, то есть как раз тем, которого она считала достойным своего круга. Однако оплакивала она не человека, а не состоявшуюся по ее вине знаменитость («Прозевала! прозевала!»). Ничего она так и не поняла и смотрит на мертвого Дымова с униженным обожанием, возвеличивает его, чуть ли не обожествляет, как раньше обожествляла Рябовского, которого называла «великим человеком, гением, божьим избранником». Дымов вовсе не великий человек, как понимала это Ольга Ивановна. Это простой, очень добрый, может быть, чересчур мягкий человек, очень любящий свою науку и к тому же безгранично влюбленный в жену. Героиня не права: ценность всякой человеческой личности — в ней самой, в ее индивидуальности, а не в его ее величии или необыкновенности.

Финал рассказа ироничен, даже анекдотичен, что называется, художественно заострен. Этот рассказ о «попрыгунье» и ее порхающем взгляде на жизнь, о ложности ее деления людей на обыкновенных и необыкновенных. Отсюда и заглавие рассказа – явно ироническое. Но ирония эта обращена только к главной героине.

Ольга Ивановна внутренне не изменилась, и ее поверхностные суждения о людях остались непоколебимы.

2. Образ Анны в рассказе «Анна на шее»

Известная мысль Льва Толстого о том, что человека можно уподобить дроби: знаменатель — то, что он думает о себе, числитель – то, что он есть на самом деле; и чем больше он сам себя ценит, тем меньше он стоит. В мире героев Чехова эта мысль находит наглядное подтверждение. Наиболее грустное, даже неприятное впечатление производит нравственное падение человека, если оно совершается на фоне его личного благополучия и полного довольства собой.

Поначалу молоденькая героиня рассказа «Анна на шее», вышедшая замуж за богатого старика Модеста Алексеевича, чтобы помочь отцу и вечно голодным братьям, вызывает сочувствие: перед нами типичный «неравный брак», и невеста тут – жертва бедности.

Жаль Аню и тогда, когда из дальнейшего повествования становится известно, что в доме богатого, но скаредного мужа жить ей стало еще труднее, чем дома, где, по крайней мере, было весело и она чувствовала там себя свободной. Да и семье помогать деньгами оказалось невозможно. Но на балу Аня произвела ошеломляющее впечатление своей красотой на начальника мужа, благодаря этому приобрела власть над Модестом Алексеевичем. Она, так боявшаяся даже звука его шагов, теперь с наслаждением бросает ему в лицо: «Подите прочь, болван!» — и живет уже как хочет, в роскоши и удовольствиях, с этой минуты в ней появляется уверенность в себе и самодовольство. Но пусть она весело смеется, флиртуя с влиятельными лицами и его сиятельством, пусть она взяла верх над действительно ничтожным Модестом Алексеевичем, измучившим ее мелочностью и ханжескими нотациями. Мы знаем: победа ей далась самой дорогой ценой – ценой потери души. Это ясно видно в конце рассказа, когда Аня, нарядная и сытая, катается на тройках и парах и не замечает идущих по улице голодных братишек и отца.

3. Два царства в «Бабьем царстве»

В центре рассказа – образ владелицы крупного капиталистического предприятия, миллионного дела – металлургического завода — Анны Акимовны Глаголевой. Это – характерный представитель «второго поколения» буржуазного рода. Ее отец знал ремесла, производство, любил его, а ей завод представлялся «адом»; сквозь все произведение проходит неотвязная мысль о том, что, несмотря на кажущееся ее могущество, она беспомощна, одинока, несчастна. Обладание огромным богатством устраняет для нее всякую возможность простых, нефальшивых отношений с людьми, ставит окружающих в зависимое, неестественное положение. Праздность и богатство тяготит ее. «Я одинока, одинока, как месяц на небе, да еще с ущербом»,- говорит она тоскуя о жизни простой и естественной. И у нее рождается желание бросить все и уйти в другой, свободный мир: «…Ей страстно захотелось, чтобы перемена в жизни произошла сейчас же, немедленно, и было страшно от мысли, что прежняя жизнь будет продолжаться еще некоторое время».[5] Рождается тема ухода, тема разрыва с собственнической жизнью. Рождается и гаснет. Анна Акимовна чувствует, что, как ни тягостны ей сытые, добропорядочные люди, окружающие ее, они все же привычней и ближе ей, чем люди труда, чем «все рабочие, взятые вместе». Мечты об уходе оказываются иллюзией, самообманом, пустой блажью. Героине не хватило сил стать действующим лицом.[6]

Интересно построение рассказа. Внешне это точное, обстоятельное описание двух дней. Рассказ делится на главки – «Накануне», «Утро», «Обед», «Вечер». Неторопливо, подробно Чехов воспроизводит быт, уклад «бабьего царства», где царица — Анна Акимовна, разговоры, визиты, приемы, деловые встречи и т.д. Но главное здесь не быт, не среда, окружающая героиню. Под неумолкающий аккомпанемент праздных разговоров все сильнее звучит тревожная мелодия, связанная с мыслями героини о ее одиночестве, о том, что не так она живет, как нужно.

Анна Акимовна мечтала о «любви в обыкновенном смысле», она думала, что этой любовью сможет пополнить «ущерб» своей жизни. Но любовь, едва загоревшись, гибнет.

4. Две сестры в рассказе «Дом с мезонином»

В богатой дворянской усадьбе живут две красавицы сестеры. Младшая, Женя (домашние зовут ее Мисюсь),- поэтическая натура. Она непосредственна, восприимчива и впечатлительна. Чтение книг – вот основное ее занятие. Она еще не разобралась в жизни, поэтому видит в людях только хорошее: увлекается художником и любит свою сестру, являющуюся полной ее противоположностью. Старшая сестра, Лидия Волчанинова, твердо решила для себя быть деятельной и доброй, помогать бедным и больным, распространять знания среди крестьян. «Нельзя сидеть сложа руки, — говорит она.- Правда, мы не спасаем человечество и, быть может, во многом ошибаемся, но мы делаем то, что можем, и мы — правы».[7] Самая высокая святая задача культурного человека – это служить ближним, и мы пытаемся служить, как умеем.

Чехов показывает жизненные явления во всей их сложности. Лидия Волчанинова обрисована им как человек черствый, ограниченный и, вместе с тем, деятельный и волевой. Доступными средствами она пытается облегчить жизнь крестьян: участвует в земской деятельности, стремится создать партию молодежи, чтобы сместить с поста председателя управы Балагина, несмотря на большие средства семьи, живет только на двадцать пять рублей своего жалования.

Характерно, что Лида лишена тонких и глубоких чувств, она отмахивается от искусства, так как оно, по ее мнению, не приносит пользу народу. А художник отрицает пользу грамотности, говоря: «не грамотность нужна, а свобода для широкого проявления духовных способностей»[185]. Какой-либо положительной программы художник не признает, в его мыслях много путаного, нелепого. Но он чувствует, насколько жизнь сложнее, чем представляет ее Лида, он правильно понимает, как узки и, в сущности, бесполезны предлагаемые ею рецепты улучшения жизни народа.

Лида, боясь вредного воздействия его речей на сестру, старается отдалить его от нее, а узнав от Жени о ее чувстве к художнику, заставляет сестру уехать в другую губернию.

Чехов обладал удивительным умением сжато, коротко, как бы мимоходом нарисовать портрет – полный и законченный. Часто писатель рисует лишь некоторые детали портрета, но они настолько выразительны, что воссоздают облик человека в целом.

Все внимание писателя сосредоточенно на раскрытии внутреннего облика героини, и он описывает ее поведение, поступки, рассуждения, не отвлекая внимание читателя многими подробностями ее портрета. Но, как бы мимоходом, портрет дорисовывается в кульминационной сцене — сцене свидания художника с Мисюсь. «Как трогательно прекрасны были ее бледное лицо, тонкая шея, тонкие руки, ее слабость, праздность, ее книги!»[190]

Рассказ заканчивается тоскливым возгласом художника: «Мисюсь, где ты?» Любовь их разрушена и растоптана Лидой — этой сухой и черствой женщиной.

5. Душевность без духовности

Героиня рассказа «Душечка» вызывает особенно много споров у исследователей.

Оля Племянникова, или «душечка», как называют ее знакомые за милый нрав и приятную внешность,- существо доброе. Она способна думать о других. Как она любит, лелеет и жалеет своих мужей, как сочувствует их служебным заботам! И как непритворно рыдает после смерти антрепренера и лесопромышленника. Лев Толстой умиленно писал: «Свята, удивительна душа Душечки со своей способностью отдаваться всем существом своим тому, кого она любит»[8]. В конце рассказа она по-своему находит смысл жизни, посвятив всю себя заботам о чужом ребенке, – факт, свидетельствующий не только об ее доброте, но и о самоотверженности.

Но умиление Толстого было вызвано его особым взглядом на назначении женщины – жить только любовью к семье. Рассказ Чехова не дает основания к такому безоговорочному восхищению человеческими качествами «душечки». Слияние ее интересов с интересами тех, кого она любит, – признак не только бескорыстной доброты, но и неспособности самостоятельно думать.

Да, «душечка» умеет полностью раствориться в чужих интересах, умеет забыть себя для другого. Но богатство и щедрость души Оленьки Племянниковой удивительным образом сочетается с полным отсутствием духовных интересов и самого простого, естественного для каждого человека интереса к жизни как таковой. Можно даже думать, что именно отсутствие внутренней жизни при безграничной доброте «душечки» оказалось благодатной почвой, на которой родилось ее бескорыстное умение любить другого человека. Автор прямо пишет, что, когда возле Оленьки нет любимого существа, она теряет способность к самостоятельному мнению, и поэтому не знает, о чем ей говорить. Высоко ценивший в людях духовное начало, Чехов придает симпатичные черты женщине, начисто лишенной не только каких-либо интеллектуальных потребностей, но и вообще яркого личного начала.

Для чего он это сделал? Видимо, для того, чтобы читатель не торопился ни осудить «душечку», ни восхититься ею, как Лев Толстой. Сложность авторского отношения к «душечке», по мнению Лукьяновой, сказывается уже в том, как он изображает самую сильную сторону ее натуры – способность любить: он наделяет героиню стереотипом любовного чувства. В самом деле, что значит для «душечки» любить? Это значит обеспечивать любимому человеку уютный быт и вкусный стол. Стереотип любовного чувства «душечки»: любить для нее значит так же повторять, как собственные, суждения любимого и, следовательно, с каждой новой привязанностью менять эти свои суждения[9] .

«Душечка», вместе с антрепренером Кукиным бредившая театром, забывает начисто о своих прежних чувствах, став женой лесопромышленника, и говорит теперь степенно, в тон новому мужу: «Нам с Васичкой некогда по театрам ходить <…>. Мы люди труда, нам не до пустяков. В театрах этих что хорошего?»[10] «В театрах этих что хорошего?» — эта фраза могла сойти с уст героини только в результате полного ее охлаждения к предмету своей пылкой привязанности. «Душечка» так быстро и так бесповоротно забывает о том, что было смыслом жизни ее «предмета», что у читателя должно невольно возникнуть сомнение и в надежности ее нынешней сердечной привязанности. И действительно, вся жизнь «душечки», пока она не приняла в свой дом чужого ребенка, состояла из подобных отречений.

В бескорыстии ее забот о чужом ребенке сомневаться нельзя. Но, несомненно, и то, что ее душа может существовать только при чужой душе, что без того содержания, которым каждый раз ее наполняет новый хозяин, героиня просто не знает, как поступить и что сказать.

«Душечка» приспосабливается к новым поворотам в ее семейной жизни с какой-то необыкновенной легкостью. Стоит очередному избраннику приблизиться к ее орбите, как она тот час переводит его в центр и сама начинает вращаться вокруг нового идола. Легкость эта объясняется тем, что у «душечки» есть постоянный запас средств приспособления, который она каждый раз пускает в ход: одни и те же ласковые слова, вкусный чай с разными варениями и сдобным хлебом, теплые мягкие шали и т.д. Во всем этом есть что-то виртуозное и что-то очень грустное: ведь в данном случае мы имеем дело со стереотипом в такой глубоко личной области человеческого чувства, где все индивидуально, все неповторимо.

Характер «душечки» — выдающееся художественное открытие Чехова — психолога.

По мнению Льва Толстого, Чехов, вопреки своему желанию высмеять «душечку», изобразил в ней самое высокое. Это высокое заключается в основном назначении женщины – способности к самоотверженной любви. И все-таки Толстой заметил, что человек, подобный ей, хотя и умеет любить, уходит весь «на пустяки».[11]

Смысл жизни для «душечки» — в любви. Но не к людям вообще, а к какому-то определенному существу – своему очередному «предмету». И считать, что героиня Чехова достигла того высокого идеала, который так неустанно ищут многие его герои, было бы неосмотрительно. Духовная скудность в глазах Чехова неизбежно оборачивается недостатком душевности. Это необыкновенный образ, возникающий из сочетания несочетаемого, — одно из самых загадочных созданий Чехова-психолога, и «душечка» будет рождать среди читателей и исследователей все новые и новые споры.

6. Юная Надя Шумилина из рассказа «Невеста»

В последние годы жизни Чехов вновь обратился с надеждой к юному поколению, веря в его духовные силы и в то, что оно способно содействовать приближению новых форм жизни.

В рассказе «Невеста» писатель вернулся и к перспективе новой жизни, открывающейся перед юной героиней, и к личности, способной влиять на развитие молодой души.

У Нади Шумилиной, героини этого рассказа, рождается и постепенно растет неприязненное чувство к родному дому, к семье, в которой она воспитывалась и которая готовила ее к жизни по образцу и подобию женщин прежних поколений. У Нади есть друг, который помогает развитию в ней этого чувства. Это Саша, дальний родственник семейства Шумилиных, частый гость в доме. Художник и архитектор по образованию, служащий московской литографии, Саша болен чахоткой. Но он менее всего занят заботой о своем здоровье. В рассказе это самое активное действующее лицо. Ему не нравится многое в доме, и он не скрывает этого. Резкими критическими замечаниями о праздном, неинтересном окружении Нади, об отсутствии нравственного оправдания того уклада жизни, к которому Надю приучили мать и бабушка, он в конце концов достигает того, что в ее душе совершается переворот.

В разгар свадебных приготовлений Надя убегает и от жениха, ставшего ей неприятным (при всей его образованности и добропорядочности она теперь только почувствовала, как он неумен и фальшив). И от бабушки, властно руководящей всем этим хлопотливым, но внутренне праздным мирком, показавшимся ей вдруг невыносимо скучным, и от матери, которая тоже перестала быть для нее эталоном ума и красоты. Она бросает дом и прекрасный сад, где весной ей бывало так хорошо, и бежит без оглядки, бежит – хотя со слезами, но с радостью, с надеждой. Не испугавшись возможного материнского проклятия, Надя мужественно вынесла испытание, на которое сама себя обрекла.

В центре этого рассказа Чехова — история девичьей души, постепенное ее освобождение от плена косных представлений о людях и о жизни вообще.

Вспомним самое начало рассказа, где есть строки, намекающие на то, что в душе Нади уже началось смятение. Наслаждаясь майским вечером в саду, Надя, только что вышедшая из дома, где вместе с домашними в этот вечер были и гости, в мыслях была не с ними. «Ей хотелось думать, что не здесь, а где-то под небом, над деревьями, далеко за городом, в полях и лесах, развернулась теперь своя весенняя жизнь, таинственная, прекрасная, богатая и святая, недоступная пониманию слабого, грешного человека. И «хотелось» почему-то плакать».[12] Прямым продолжением этой мысли звучат строки о том, что, когда Надя смотрела в окна дома, где шли приготовления к ужину ей «почему-то казалось, что так будет теперь всю жизнь, без перемен, без конца!» Отсюда все эти «почему-то», возникающие в повествовании, когда речь идет о настроении героини. Все эти изменения происходят во имя еще неизвестной для нее идеальной жизни, которую она пока отождествляет с жизнью природы, пробуждающейся весной (пробуждение природы автор связывает, таким образом, с расцветом в душе героини нового отношения к жизни). Потом безотчетная тоска сменилась более ясным чувством. Во всем этом роль Саши, учителя Нади, конечно, была велика, но и Надя была способной ученицей. И настал момент, когда она первзошла своего учителя.

Когда, прожив самостоятельно осень и зиму в Петербурге, Надя возмужала и вновь встретилась с Сашей в Москве, то «почему-то показался он Наде серым, провинциальным»[115]. Она чувствовала инстинктивно, что стала сильнее Саши. Уже после его смерти она заглянула в последний раз в пустую Сашину комнату в бабушкином доме и, полная благодарности, простилась с тем, кто сделал для нее так много, но уже сделал свое дело – открыл для неё новую жизнь. «Прощай, милый Саша!» — думала она, прощаясь, в сущности, со всем, что теперь для нее отошло в прошлое. И позднее, снова уезжая из дома после летних каникул, она уже «покинула город, как полагала, навсегда». Мы расстаемся с живой и веселой героиней, способной преодолеть все предстоящие ей трудности, ясно осознавшей, наконец, свой жизненный путь.

Прозрение, происходившее и прежде с чеховскими героями, впервые обернулось в рассказе «Невеста» практическим разрывом с прежним укладом жизни.

«Невеста» написана в годы оживления общественного движения. По мнению Мурзака, автор имел в виду приобщить Надю к изменениям, происходившим в жизни в начале 1900-х годов. Ведь Надя поехала учиться в Петербург, а петербургское студенчество к тому времени, когда слагался сюжет рассказа, уже прославилось своими политическими выступлениями.[13]

Связь Нади с предреволюционной атмосферой почувствовал один из самых первых читателей рассказа – В.В.Вересаев, которому Чехов показал новое произведение еще в корректуре, но тогда Вересаев, по его воспоминаниям, заметил Чехову: «Антон Павлович, не так девушки уходят в революцию». На это Чехов отвечал: «Туда разные бывают пути».[14]

Заключение

В произведениях А.П.Чехова представлены разные женские образы. В характерах героинь писатель отмечает не только яркие черты, но и самые мелкие особенности. По мнению Лукьяновой, [15] он справедливо относится к своим героиням, не делает скидок для женщин, потому что глубоко убежден, что женщины – это личность, способная на серьезные поступки, умеющая сопротивляться обстоятельствам. Они испытывают на себе воздействие времени. На их примерах Чехов рассказывает о противоречиях в обществе, раскрывает социальные проблемы. Без этих женских образов рассказы писателя потеряли бы свою достоверность, глубину, а в отдельных случаях и поэтичность. Да, чеховские героини отличаются от тургеневских барышень, нежных, поэтичных, изысканных. Но именно в этом их особенность. Эти женщины-героини своего времени, потому что они «отражение противоречия эпохи».[16]

Чехов, по справедливой мысли С. Н. Булгакова[17], своеобразен в своем творчестве тем, что искание правды, души, смысла жизни он совершал, исследуя не возвышенные проявления человеческого духа, а нравственную слабость, падение, бессилие личности, то есть ставя перед собою сложнейшие художественные задачи. Не восхищенное любование высотами духа, а сострадательная любовь к слабым и грешным, но живым душам – основной пафос чеховской прозы. Чехову близка была идея христианской морали, являющаяся истинным этическим фундаментом демократизма, что всякая живая душа, всякое человеческое существование представляет самостоятельную, незаменимую, абсолютную ценность, которая имеет право на человеческое внимание.

Тончайшая ткань чеховской прозы нередко обманчиво доступна, но притом неподвластна обычным приемам литературоведческого анализа. Истинный авторский смысл раскрывается Чеховым неявно, опосредованно. Напряженный поиск смысла жизни становится основным содержанием бытия чеховских героинь. Разлад между должным и существующим, идеалом и действительностью, отравляющей живую человеческую душу более всего заставляет страдать чеховских героинь.

Список литературы:

  1. Чехов, А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; Редкол.: Н. Ф. Бельчиков (гл. ред.), Д. Д. Благой, Г. А. Бялый, А. С. Мясников, Л. Д. Опульская (зам. гл. ред.), А. И. Ревякин, М. Б. Храпченко. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 8. [Рассказы. Повести], 1892—1894. — 1977. — 528 с.

Т. 9. [Рассказы. Повести], 1894—1897. — М.: Наука, 1977. — 544 с.

Т. 10. [Рассказы, повести], 1898—1903. — М.: Наука, 1977. — 496 с.

Т. 13. Пьесы. 1895—1904. — М.: Наука, 1978. — 527 с.

2. Виноградов, А.Ф. Поэтика сюжета повестей Л.Н. Толстого и А.П. Чехова: Учеб. Пособие/ Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КГПИ: 1995. — 92 с.

  1. Гвоздей, В. Н. Секреты чеховского художественного текста / В.Н. Гвоздей; М-во общ. и проф. образования РФ, Астрах. гос. пед. ун-т. — Астрахань: Изд-во АГПУ, 1999. — 127 с.; 21 см.
  2. Громов М. П. Чехов. — М.: Мол. гвардия, 1993. — 397 с. — (Жизнь замечательных людей; Вып. 724. Серия биографий).
  3. Золотоносов, М. Н. Другой Чехов: по ту сторону принципа женофобии / М.Н. Золотоносов. — Москва: Ладомир, 2007. — 335,[1] с.; 21 см. — (Русская потаенная литература).
  4. Капитанова, Л. А. А.П. Чехов в жизни и творчестве: Учеб.пособие для шк., гимназий, лицеев и колледжей / Л.А. Капитанова. — М.: Рус. слово, 2000. — 76, [3]с.: ил., портр.; 24 см. — (В помощь школе). Лукьянова, Проблема женских характеров в рассказах А. П. Чехова [Текст]: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филол.н. Спец. 10.01.01 / Лукьянова. — М., 1996. — 18 с.
  5. Мурзак, Проблема женского характера в прозе А. П. Чехова [Текст]: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филол.н. Спец. 10.01.01 — М., 1991. — 20 с.
  6. Набиев, Низами Гамза оглы. Проблема личности в творчестве А.П. Чехова 90-х годов XIX века: Автореф. дис. на соиск. учен.степ. канд. филол. наук: (10.01.01) / Азерб. пед.ин-т рус. яз. и лит. им. М.Ф. Ахундова. — Баку,1991. — 25 с.
  7. Петухова, Е.Н. Притяжение Чехова: Чехов и русская литература конца XX века / Е.Н. Петухова; Федер. Агентство по образованию, Гос. образоват. учреждение высш. проф. образования «СПбГУЭФ». — СПб: Изд-во СПбГУЭФ, 2005. — 118 с.
  8. Полоцкая Э. А. О поэтике Чехова / Рос. акад. наук. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наследие, 2000. — 238, [1] с.
  9. Полоцкая, Э.А. Пути чеховских героев [текст]: Кн. для учащихся / Э.А. Плоцкая — М.: Сов. писатель, 1983— 238, [1] с.
  10. Рынкевич В.П., Путешествие к дому с мезонином: [О творчестве А.П. Чехова]. — М.: Худож. лит., 1990. — 318, [1]с.
  11. Секачева Е.В., Проблемы личности в творчестве А.П. Чехова 80-х годов: Автореф. дис. на соиск. учен. степ.канд. филол. наук: (10.01.01). — М., 1981. — 16с.
  12. Творчество А.П. Чехова: межвузовский сборник научных трудов: [материалы Международной научной конференции, посвященной памяти А.П. Чехова (100-летию со дня смерти), — XXII Чеховских чтений в Таганроге]/отв. ред. проф. Г.И. Тамарли. -Таганрог: изд-во Таганрогского государственного педагогического института, 2004. — 230 с.
  13. Труайя, А. Антон Чехов/ А. Труайя. — М.: ЭКСМО, 2004. — 350 с. — (Русские биографии)
  14. Барлас Л. Г. Язык повествовательной прозы Чехова: Проблемы анализа / Сев.-Кавк. науч. центр высш. шк.; Отв. ред. Л. А. Введенская. — Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та, 1991. — 205, [1] с.
  15. Степанов А. Д. Проблемы коммуникации у Чехова. — М.: Языки слав. культур, 2005. — 400 с. — (Studia philologica).
  16. Сухих И. Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова / Ленингр. гос. ун-т им. А. А. Жданова. — Л.: Изд-во Ленингр. гос. ун-та, 1987. — 180, [2] с.
  17. Тюпа В. И. Художественность чеховского рассказа. — М.: Высш. школа, 1989. — 133, [2] с. — (Б-ка преподавателя).
  18. Цилевич Л. М. Стиль чеховского рассказа. — Даугавпилс, 1994.

[1] Чингиз Айтматов: Основу жизни составляет любовь «Чайка» № 23/106/ от 1 декабря 2007 г

[2] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979. с. 18

[3] Чехов А. П., Переписка с женой — 2003 (Серия «Биографии и мемуары»)

[4] Чехов А. П. Попрыгунья // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. /АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 8. [Рассказы. Повести], 1892—1894. — 1977. — С. 7. В далнейшем цитаты приводятся по этому изданию с указанием станиц в скобках за текстом

[5] Чехов А. П. Бабье царство // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. /АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 8. [Рассказы. Повести], 1892—1894. — 1977. — С. 258—296.

[6] Полоцкая, Э.А. Пути чеховских героев [текст]: Кн. для учащихся / Э.А. Плоцкая — М.: Сов. писатель, 1983— с. 185

[7] Чехов А. П. Дом с мезонином: (Рассказ художника) // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 9. [Рассказы. Повести], 1894—1897. — М.: Наука, 1977. — С. 181. В далнейшем цитаты приводятся по этому изданию с указанием станиц в скобках за текстом

[8] Чехов и Лев Толстой / Акад. наук СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1980. — с. 86

[9] Лукьянова, Проблема женских характеров в рассказах А. П. Чехова [Текст]: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филол.н. Спец. 10.01.01 / Лукьянова. — М., 1996. — с. 5

[10] Чехов А. П. Душечка // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 10. [Рассказы, повести], 1898—1903. — М.: Наука, 1977. — С. 102—113.

[11] Чехов и Лев Толстой / Акад. наук СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1980. — с. 215

[12] Чехов А. П. Невеста // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 10. [Рассказы, повести], 1898—1903. — М.: Наука, 1977. — С. 212 В далнейшем цитаты приводятся по этому изданию с указанием станиц в скобках за текстом

[13] Мурзак, Проблема женского характера в прозе А. П. Чехова [Текст]: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филол.н. Спец. 10.01.01 — М., 1991. — с. 15

[14] Вокруг Чехова / Сост., вступ. ст. и примеч. Е. М. Сахаровой. — М.: Правда, 1990. — с. 345

[15] Лукьянова, Проблема женских характеров в рассказах А. П. Чехова [Текст]: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филол.н. Спец. 10.01.01 / Лукьянова. — М., 1996. —с. 8

[16] Полоцкая, Э.А. Пути чеховских героев [текст]: Кн. для учащихся / Э.А. Плоцкая — М.: Сов. писатель, 1983— с. 123

[17] Труайя, А. Антон Чехов/ А. Труайя. — М.: ЭКСМО, 2004. с. 56

еще рефераты
Еще работы по литературе и русскому языку